Неточные совпадения
Многие потерпели в
правде, многие прияли
венец мученический, Никита Романыч!
Монарх! Прияв
венец, ты
правду на престоле
С собою воцарил…
Я кистью Талии порок изобразил;
Мздоимства, ябеды всю гнусность обнажил
И отдаю теперь на посмеянье света.
Не мстительна от них страшуся я навета. —
Под Павловым щитом почию невредим;
Но, быв по мере сил споспешником твоим,
Сей слабый труд тебе я посвятить дерзаю,
Да именем твоим успех его венчаю.
— Сама тех же мыслей держусь, — молвила Дуня. — Что красота! С лица ведь не воду пить. Богатства, слава Богу, и своего за глаза будет; да и что богатство? Сама не видела, а люди говорят, что через золото слезы текут… Но как человека-то узнать — добрый ли он, любит ли
правду? Женихи-то ведь, слышь, лукавы живут — тихим, кротким, рассудливым всякий покажется, а после
венца станет иным. Вот что мне боязно…
Как это громко! Когда подумаешь, что в замужестве с нами обходятся почти не лучше.
Правда, все прикрыто
венцом, а уж без всякого порыва поэтического чувства. Я помню в тот самый вечер, когда Елена Шамшин изливалась мне, она мне сказала одну истину...
Только посоветую поскорей к
венцу… мы с тобою будем шаферами, не
правда ли?
Певец
Сей кубок ратным и вождям!
В шатрах, на поле чести,
И жизнь и смерть — всё пополам;
Там дружество без лести,
Решимость,
правда, простота,
И нравов непритворство,
И смелость — бранных красота,
И твёрдость, и покорство.
Друзья, мы чужды низких уз;
К
венцам стезёю правой!
Опасность — твёрдый наш союз;
Одной пылаем славой.
— Да, они обе прекрасны, но та ведь на троне, в пурпуре и в
венце многоценном, ее плечи и шею ежедневно разглаживают навощенными ладонями молодые невольницы, а египетские бабки обкладывают на ночь ее перси мякишем душистого хлеба из плодов египетской пальмы, а, по,
правде сказать, и это все ей уже не помогает: этот душистый египетский мякиш дает персям ее лишь одну фальшивую нежность, но он не может им возвратить их былую упругость…
Правда, что Старый Город был разбит на голову и с тех пор никогда уже не поднимал вооруженной руки и не выставлял защищенной бронею груди; но зато он весь остался в «вере отцов своих» и, как выражается о нем одно известнейшее в старообрядчестве сочинение, — «страданиями своими и ранами кровоточивыми долгое время сиял, яко камень некий многоценный в
венце церкви древней апостольской, от никониан мучимой».